«Креативная дипломатия» («КД»): Какая роль в Китае отводится концепции «мягкой силы»?

Александр Габуев: В Китае концепция «мягкой силы» заимствована ровно в таком же виде, как она была сформулирована Джозефом Наем. Своего термина, кроме перевода-кальки жуань шили, там нет. Своего понимания за пределами социалистической и коммунистической пропаганды также нет. Весь терминологический инструментарий заимствован из теории Ная и из того, что делали США и Запад.

Дискуссии о «мягкой силе» начались примерно в конце 1990-х, когда китайские политологи, интеллектуалы из близких партии мозговых центров ознакомились с этой концепцией, разобрались и поняли, что Китай – вторая или третья экономика мира, у нее растут военные расходы, но есть еще некий компонент в виде «мягкой силы», который тоже надо наращивать.

В Китае есть концепция комплексной государственной мощи (у нее два автора – Ху Аньган и Чжан Сяоцюнь), «мягкая сила» в нее также включается. Если мы под «мягкой силой» понимаем притягательность культуры, политической системы, ресурсы, которые позволяют сделать вашу политику более привлекательной, позволяют повлиять на поведение другого общества без применения военного принуждения или экономических рычагов, то на Западе основной создатель «мягкой силы» – общество. Государство, конечно, пытается что-то «упаковывать», но на самом деле там масса агентов, которые действуют независимо от указки Госдепартамента, ЦРУ и так далее. Скорее, те инструменты, которые использует Госдеп и ЦРУ, можно назвать пропагандой. В то время как американское гражданское общество гигантское, у него повестка часто отлична от государства, есть независимые СМИ и т.д. Сказать, что все в США координируются из одного центра, нельзя.

В Китае как в однопартийном государстве все происходит сверху вниз. Но там нет официальной концепции «мягкой силы», утвержденной государством программы ее развития, какого-либо официального публичного документа. Хотя упоминание о ней есть в докладах съездов, это звучало в речах предыдущего генсека Ху Цзиньтао.

Есть несколько основных инструментов. Первый – Ханьбань – государственный орган, который координирует продвижение китайской культуры, деятельность Институтов Конфуция. Второй – иноязычные редакции китайских государственных СМИ. Прежде всего, это CCTV, англоязычные издания партийного официоза «Жэньминь Жибао», медиа-стартапы, которые тоже спонсирует партия, но которые сделаны так, чтобы быть интересными некитайскому читателю (в пример можно привести совершенно новый стартап "The Paper"). Третий – всевозможные PR-усилия вокруг крупных государственных мероприятий вроде Олимпиады в Пекине или выставки ЭКСПО в Шанхае, куда вкладывается посыл о том, насколько Китай привлекателен как страна.

«КД»: А в чем специфика государственной политики «мягкой силы» Китая в общем?

Александр Габуев: Особенность в том, что все управляется чиновниками, которые чаще всего не очень хорошо понимают, как это на самом деле работает, и отталкиваются от своего бюрократического восприятия. Все замыкается на отдел пропаганды ЦК – один из самых важнейших и мощнейших отделов в системе Центрального комитета КПК. Куратор всего этого – постоянный член Политбюро Лю Юньшань, заведующий отделом Лю Цибао – также член Политбюро. Ожидания этих чиновников – самое главное, это то, на что ориентируются. То есть важна не реакция обществ, а реакция бюрократической вертикали, которой надо отстаивать китайские интересы. Денег выделяется очень много, при этом какого-то особенного результата нет.

Вещи, благодаря которым Китай популярен, существуют совершенно отдельно от усилий партии и правительства их «упаковать». Характерный пример, который приводят сами китайцы: какой самый известный киношедевр, который популяризирует китайскую культуру? Это «Кунг-фу Панда». При этом в Китае такое никогда бы не могло быть снято из-за цензуры, «глумления над великой китайской традицией»... Китайские власти долго думали, выпускать ли это на широкий экран, но так, как это очень нравилось публике, то решили все-таки выпустить.

«КД»: В связи с этим какие можно выделить основные проблемы функционирования китайской «мягкой силы»?

Александр Габуев: Первая проблема: существуют вещи, которые можно упаковать и продавать, но, во-первых, в Китае этого делать не умеют, во-вторых, очень боятся, что это, хотя и будет понятно западной аудитории, но исказит изначальный смысл. А, в-третьих, есть партийная идеология, которую сложно соединить с традиционными китайскими ценностями. Китай ведь живет не по ценностям конфуцианства, даосизма, буддизма или религиозного синкретизма, а есть доктрина Компартии, в которую никто не верит, и есть совершенно циничный материализм, которым живет все китайское общество.

Вторая проблема - неумение использовать иностранных специалистов. Людей специально нанимают работать в иноязычные редакции государственных СМИ, но им не разрешают править стиль подачи или русский язык вопреки мнению опытных китайских русистов. Поэтому и получаются ошибки в ударениях, согласовании времен – просто потому что существует концепция собственного культурного превосходства. Обычно в рамках работы того же CCTV просто берется китайский материал и переводится на русский язык с неким изменением контента. Смотреть это в России вряд ли кто-то когда-либо будет, там нет даже попытки придумать себе какую-то нишу, встроиться в информационное пространство (как, например, это делают RT).

Последняя проблема: нет системы кризисного менеджмента и KPI – того, что, как вы делаете, как это может быть увязано с другими шагами государства. Например, Вы вкладываете огромные деньги в продвижение китайской культуры, а потом вы берете и сажаете в тюрьму Ай Вэйвэя (китайского художника и культурного деятеля – Прим. редактора), и все деньги, которые вы потратили, можно сразу зачеркивать.

«КД»: Китай ограничивает работу иностранных организаций в области «мягкой силы» внутри? Если да, то как?

Александр Габуев: Да, конечно. Существуют очень жесткие законодательные ограничения, особенно, сейчас в связи с новой редакцией закона об НКО. Во-первых, по иностранным медиа всегда были ограничения – это жесткое лицензирование, запрет на покупку каких-либо миноритарных долей в СМИ, и запрет на покупку объектов оптической инфраструктуры. Например, зайти в социальную сеть вы можете только в определенных городах, отелях – там, где в основном бывают иностранцы.

Во-вторых, есть регулирование работы иностранных НКО через Министерство общественной безопасности, которое вас лицензирует, определяет количество ваших центров, изучает программы и так далее. Сейчас это все закручивается, потому что партия считает иностранное влияние очень опасным. Вы не можете там открыть иностранный мозговой центр, в Китае вы обязаны открыть его вместе с локальным партнером – это обязательно университет - и дальше всю вашу деятельность будет регламентировать ваш локальный партнер.

«КД»: На какие страны и регионы Китай делает акцент? Существует какая-то система в этом плане?

Александр Габуев: Мне кажется, что больше всего работы происходит в Юго-Восточной Азии, но это обусловлено в первую очередь тем, что это культурно близкая и культурно понятная традиция с огромными китайскими диаспорами. Многое делается не китайским государством, а условно китайским мировым гражданским обществом. Там и так популярна китайская кухня, и так понятно, что без Китая никуда; Китай там занимается массой вещей, например, оказывает помощь развитию, там довольно таргетированные программы, плюс очень много довольно тонкой и качественной работы с соотечественниками. Например, в Индонезии 4% китайского населения контролирует значительную долю производства ВВП. В Таиланде все монархи носят китайскую фамилию, вся элита – выходцы из Китая.

Второе направление – Запад, прежде всего, США, затем – Европа. Гораздо активнее работают посольства, чем во многих странах мира, проходит больше различных культурных мероприятий. Отчасти это упрощается тем, что есть родственники чиновников, которые хотят попасть на данный рынок и используют ресурсы государства, чтобы создать привлекательный образ Китая. Китайские частные конгломераты сами заказывают себе PR-компании.

Третье направление – страны Африки, "мягкая сила" там работает в основном за счет помощи развитию – предоставления кредитов, развития инфраструктуры; штаб-квартира Африканского Союза существует на деньги китайского правительства и так далее.

Затем четвертое направление – мы и Центральная Азия. В России работа ведется довольно топорно. Есть явно некоторые векторы работы, которые введены по аналогу с Западом или же китайцы сами поняли, что это важное направление. Например, они пытаются работать с китаистами, особенно у нас, ввиду недостаточного финансирования в России. Китайское правительство начинает приглашать специалистов к себе, оплачивать поездки. И когда тебя просят написать что-то хорошее, у многих возникает «стокгольмский синдром»: «Это же мои друзья, как же я могу писать про них плохое?». Сейчас ведется активная попытка покупки лояльности экспертизы во многих странах. Так они пытаются работать и с Западом – например, создают рейтинги американских китаистов, устраивают для них эксклюзивные встречи с «топовыми» людьми. Правда, успехи тут пока довольно скромные.

Но бывают и курьезы. Два года назад Европейская ассоциация китаеведения, (которая состоит из экспертов различных стран мира, в основном из ЕС) устраивала встречу в Португалии. Долгое время эту Ассоциацию спонсировал Тайваньский Фонд Цзян Цзинго. В 2014 году решили, что спонсировать встречу будет в том числе Институт Конфуция, и их логотипы напечатали вместе. Открывать конференцию должна была глава всей сети Институтов Конфуция, но она увидела, что логотипы – одинакового размера и была возмущена. В итоге ночью буклеты были изъяты, страницу с логотипами вырвали, а затем буклеты вернули. Ассоциация впоследствии выпустила официальное заявление; это была самая обсуждаемая тема, помимо докладов; про это написали СМИ. Ничего более топорного представить себе невозможно.

Чиновники явно подумали, что вдруг кто-то в Пекине увидит, что там спонсируют фонд тайваньских сепаратистов, а еще у них одинаковые размером логотипы. Это опять-таки была ориентация на мнение своего начальства, а не на ту целевую аудиторию, с которой ты работаешь.

«КД»: А каков образ Китая в целом в регионе с учетом всех исторических обид и территориальных споров? «Мягкая сила» может преломить эту тенденцию? К примеру, в Китае даже была специально продумана концепция «военной публичной дипломатии» для того, чтобы показать, что китайская армия на самом деле не такая уж и страшная.

Александр Габуев: У тех, кто имеет с Китаем территориальные споры, кто видит оголтелый национализм у себя и видит оголтелый национализм в Китае, это вызывает понятное раздражение. Вот представьте, что у нас сделают сейчас PR-кампанию российских военно-космических сил в Алеппо, в квартал, который мы бомбим, приедет агитбригада, будет раздавать листовки, петь песни и раздавать сувенирные наборы. Или российская «мягкая сила» решит озаботиться Украиной, поедет в Киев и начнет там осваивать бюджетные миллиарды. Вряд ли это будет эффективно при той тенденции в отношениях, которая есть сейчас.

В Юго-Восточной Азии для многих стран совершенно очевидно, что Китай накачал свои мускулы. Это была «милая панда», которая говорила, что «мы - только про бизнес», «мы хотим, чтобы и вы зарабатывали, и мы зарабатывали, давайте искать взаимовыгодные проекты». Затем Китай разбогател и сказал: «вы беднее, давайте мы вам поможем, мы же одна семья». Но выяснилось, что так как мы одна семья, вам из фамильного гарнитура с бриллиантами должно достаться меньше, потому что у вас всех есть старший брат. В вашей семье такая организация, что старшего брата нужно слушаться и с ним нужно делиться, еще и территориями. Это то, что никому не нравится, и я боюсь, что здесь «мягкая сила» не поможет.

«Мягкая сила», которая компенсирует все более ужесточающуюся политику и давление, - не самый эффективный инструмент. США – тому пример, - страна с самой огромной «мягкой силой», которая не может работать в условиях иракской, ливийской войн и т.д. и т.п. Американское общество привлекательно, американская политика – нет, она местами отвратительна, в том числе для самого американского общества.

«КД»: Вернемся к потенциалу культуры Китая. Допустим, через те же Институты Конфуция продвигается язык, история, традиции. Но конкурентоспособен ли такой подход, если взять во внимание потенциал поп-культуры Южной Кореи и Японии? Есть ли шансы у Китая здесь выиграть?

Александр Габуев: Мне кажется, что Корея и Япония скорее выиграют. В Китае должна появиться какая-то «классная» культурная школа. «Анимэ» смотрят, например, в принципе во всем мире, несмотря на то, что это другой язык, другая культура. Китай пока ничего такого из поп-культуры не придумал. Кантопоп не настолько популярен как К-pop. Но исключать этого нельзя.

Поп-культура делает общество более понятным, приятным, интересным, вы хотите учить язык и прочее. Но это развлекательный элемент. Если вам вдруг Япония начнет продвигать какие-то свои институты, идеи глобального управления, выходящие за рамки, например, концепции безъядерного мира, вы сразу начнете задаваться вопросом «почему?». Когда это делает Америка, то понятно «почему». Потому что у них есть свои ценности, которые пропагандирует в том числе вся культура – концепции «self-made», «freedom». Можно спорить, насколько американская госполитика воплощает эти ценности, но в привлекательности этих ценностей сложно сомневаться.

Что такого интересного продвигает Китай, - как ценность? Это сложный вопрос. Они говорят, что они за гармонию. А вот операционализируйте, как это. Американцы за свободу, у них есть совершенно конкретный набор, чего они хотят – демократия, разделение властей. Можно приехать и посмотреть, как это работает. Что такое «гармония»? Все мирно сосуществуют, без конфликтов. А как этого достичь? Это все очень неконкретно и очень облачно. Второе – а вы, сама страна, являетесь ее воплощением? Вы приезжаете в Китай и что вы там видите? Вы там видите антикоррупционную кампанию, но в то же время вы видите девушек на огромных Феррари с армейскими номерами, которые вряд ли служат в армии и вряд ли сами на них заработали, а затем видите нищие лачуги. Общество, абсолютно далекое от какой-либо гармонии. И третье - язык. Он не такой простой, как английский. Английский – максимально простой, понятный. Не такой простой, как испанский, у которого еще есть огромная музыкальная традиция, которая всем приятна и понятна. Есть китайская еда – но кому-то нравится, кому-то не очень нравится. И эту культуру «упаковать» так, чтобы люди тянулись (не только потому, что это загадочный Восток), достаточно сложно.

Очень важно, что Китай всю свою традиционную культуру, которую он старается предложить, героически уничтожал всю «культурную революцию», причем очень методично. Перевешали, запытали, замучили многих мастеров ушу, мастеров каллиграфии, вырубили чайные сады, уничтожили многие памятники. Люди, которые являются носителями пятитысячелетней цивилизации, от этой традиции очень сильно оторвались, даже сильнее, чем Россия в 1917 году. Теперь вы пытаетесь приникнуть к своим историческим корням и это нам продать. Это немного странно, так как вы сами этими ценностями не живете. Нет беспрерывного развития, как это кажется. Там очень остро чувствуется, что в обществе нет духовной основы. Есть западные ценности, а есть ваши традиционные ценности, о которых вы читаете в книжках, но вы не видите их в жизни - в жизни вы видите неприглядную реальность. И это ментальный «бульон», в котором китайцы варятся и откуда не могут выбраться. Там идет общественная дискуссия об этом, но с другой стороны партия говорит: «Нечего там обсуждать, вот у нас есть очень привлекательная культура, которая вам и всему миру нравится, и мы будем ее укреплять».

«КД»: А насколько велик потенциал китайского образования? Сможет ли китайское образование стать когда-нибудь более привлекательным, чем, например, западное?

Александр Габуев: Это сложный вопрос. Мне кажется, что привлекательность китайского образования во многом объясняется тем, что в Китае огромная растущая экономика, и что если вы получите китайский диплом, это повысит вашу конкурентоспособность в глобальном мире, даст определенную социальную сетку. Для представителей многих стран это действительно возможность получить хороший диплом за деньги китайского правительства.

Станет ли образование таким же популярным – для меня большой вопрос. При нормальных условиях роста, могло бы – это очень талантливая нация. Но я не думаю, что они могут догнать или перегнать Запад, потому что Запад – это все-таки «melting pot» (плавильный котел – Прим. редактора). Любой человек завтра переедет в США, получит паспорт, произнесет клятву и будет американцем, его дети точно будут американцами. Это разношерстная культура, там легко себя можно найти. В Китае не такое большое количество иностранцев, они не интегрированы, у них четко своя ниша. Все западные институты очень «diverse» и пропагандируют это разнообразие Америки. Китайские институты – это институты, в которых масса китайцев и «маленький загончик», где есть иностранцы. Но что сейчас происходит, и что заставляет меня быть скептичным, - это идея поставить видеокамеры в каждой аудитории, чтобы преподаватель не «запудривал мозги» молодежи. Вот приехали иностранцы – их надо как-то сегрегировать от местного населения, а то вдруг они начнут пропагандировать что-то не то. Это все сейчас идет из Пекина, от товарища Си Цзиньпина. Там сегодня самая популярная шутка: «Если нельзя учить по иностранным учебникам, то как же быть с Марксом и Энгельсом? Они тоже не совсем китайцы». У партии и правительства явно есть противоречие между внутренней нестабильностью и уверенностью в том, что мы - настолько привлекательная система, что мы убедим своих граждан, что мы - молодцы. И есть параноидальный страх, что пять иностранных НКО и голливудский фильм заставят устроить там революцию.

«КД»: А если отойти от всех существующих проблем и сложностей партийной политики, что могло бы сыграть основную роль для создания эффективной «мягкой силы» Китая?

Александр Габуев: Главное – (если ничего не случится) Китай будет экономикой «номер один» через несколько десятков лет, одной из наиболее развитых технологически держав, очень крупной военной державой, крупным акционером мировой системы. Благодаря этому люди волей или неволей для своей глобальной конкурентоспособности будут учить китайский язык, туда будет можно перетянуть часть «глобальных мозгов» - если общество будет готово и для этого откроется. В целом, больше людей будет там бывать, пробовать китайскую кухню, больше китайцев выедут за рубеж. В основе там есть масса интересных, потрясающих вещей, которые действительно завораживают, заставляют более глубоко постигать культуру. Но насколько это сможет быть тем инструментом, который позволит китайскую политику воспринимать более охотно, - большой вопрос.